Особенности поэтики «Мертвых душ. Поэтика возраста в «Мертвых душах Поэтика мертвых душ н в гоголя

Чичиков прибывает в город NN. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.ru

В первом абзаце «Мертвых душ» бричка с Чичиковым въезжает в губернский город NN:

«Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика , стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания…»

Это явно лишняя подробность: с первых слов понятно, что действие происхо-дит в России. К чему уточнение, что мужики русские? Такая фраза уместно прозвучала бы разве что в устах иностранца, описывающего свои заграничные впечатления. Историк литературы Семен Венгеров в статье под названием «Гоголь совершенно не знал реальной русской жизни» объяснял ее так: Гоголь действительно поздно узнал собственно русский (а не украинский) быт, не го-воря уже о быте русской провинции, — поэтому такой эпитет для него был дей-ствительно значимым. Венгеров был уверен: «Задумайся Гоголь хоть на одну минуту, он бы непременно зачеркнул этот несуразный, ровно ничего не гово-рящий русскому читателю эпитет».

Но тот не зачеркнул — и неспроста: на самом деле это характернейший для поэтики «Мертвых душ» прием, который поэт и филолог Андрей Белый называл «фигурой фикции», — когда нечто (а нередко очень многое) сказано, но фактически не сказано ничего, определения не определяют, описания не описывают. Другой пример этой поэтики — описание главного героя. Он «не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод», «человек средних лет, имеющий чин не слишком большой и не слишком малый», «господин средней руки», лица которого мы так и не увидим, хотя он с удовольствием смотрится в зеркало.

2. Тайна радужной косынки

Петрушка снимает с Чичикова сапоги. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Вот как мы впервые видим Чичикова:

«Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку , какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым — наверное не могу сказать, кто делает, бог их знает…»

«…Я никогда не носил таких косынок», — продолжает повествова-тель «Мерт-вых душ». Описание строится очень характерным гоголевским обра-зом: интонация всезнайки — «я прекрасно знаю все про такие косынки» — резко меняется на противоположную — «я холост, ничего такого не носил, ничего не знаю». За этим привычным приемом и в таком привычном изобилии подробностей хорошо спрятана радужная косынка.

В воспоминаниях писателя Сергея Аксакова описан следующий эпизод, слу-чившийся 27 ноября 1839 года:

«…[Жуковский] тихо отпер и отворил дверь. Я едва не закричал от уди-вления. Передо мной стоял Гоголь в следующем фантастическом костю-ме: вместо сапог длинные шерстяные русские чулки выше колен; вместо сюртука, сверх фланелевого камзола, бархатный спензер Спензер — короткая облегающая куртка. ; шея обмота-на большим разноцветным шарфом … Гоголь писал и был углублен в свое дело, и мы очевидно ему помешали».

Косынка Чичикова и подсмотренный Аксаковым разноцветный шарф, несо-мненно, родственники, пусть это родство и хорошо спрятано повествователем, пытающимся сохранять невозмутимый вид. Выходит, что и в герое есть что-то от автора. И мы еще не раз в этом убедимся: именно в фантазиях Чичикова оживают купленные мертвые души; именно он произносит некоторые обличи-тельные речи, которые легко принять за авторские; именно он, наконец, едет в той тройке, движение которой дает основу для финальных лирических отсту-плений первого тома.

Чичиков — очень странный персонаж. С одной стороны, он не способен вы-звать у читателя симпатию. С другой, на него возложены огромные надежды и ог-ромная ответственность — ответственность за дальнейшее развитие рома-на во втором и третьем томах, где нам обещаны «еще доселе небранные струны», «несметное богатство рус-ского духа» и проч. и проч. Неподвижный и, по сло-вам Гоголя, «пошлый» мир первого тома «Мертвых душ» не предвещает ничего подобного — по сути, нам обещано чудо, а каким образом и почему оно про-изойдет — тайна:

«И, может быть, в сем же самом Чичикове страсть, его влекущая, уже не от него, и в холодном его существовании заключено то, что потом повергнет в прах и на колени человека пред мудростью небес. И еще тайна, почему сей образ предстал в ныне являющейся на свет поэме».

В этом чуде преображения мира Чичикову отведена важная роль. Родство меж-ду ним и повествователем помогает читателю почувствовать странную связь с несимпатичным героем, а, значит, впоследствии поучаствовать и в чуде пре-ображения.

3. Тайна карточной игры


Чичиков дает взятку Ивану Антоновичу Кувшинное Рыло. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

На губернаторской вечеринке Чичиков садится играть в вист с хозяевами и гостями-чиновниками:

«Они сели за зеленый стол и не вставали уже до ужина. Все разговоры совершенно прекратились, как случается всегда, когда наконец преда-ются занятию дельному ».

Конечно, автор иронизирует, называя игру в вист «дельным занятием». Слово «дельный» в тексте вообще окутано иронией: «дельные замечания», которые готов дать практически на любую тему Чичиков, неизбежно перекликаются с «дельными замечаниями», которые отпускает кучер Селифан чубарому коню. Но в данном случае «занятие дельное» — выражение из карточного жаргона, означающее игру на деньги. Как раз в таком смысле оно употреб-лено, напри-мер, и в эпиграфе к пушкинской «Пиковой даме»: «Так, в ненаст-ные дни, / Занимались они / Делом».

Гоголь пишет не об искаженном восприятии дела, присущем только этим конкретным чиновникам, для которых карточная игра — главный интерес, но о языке, который принял в себя это искажение. Слово активно используется в языке, но теряет свое основное значение. Такие «мертвые» слова — своего рода «болотные огни», ведущие в ложном направлении:

«И сколько раз, уже наведенные нисходившим с небес смыслом, они [люди] и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: „Где выход, где дорога?“».

4. Тайна мухи в носу

Госпожа Коробочка. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Чичиков просыпается в гостях у Коробочки:

«Проснулся на другой день он уже довольно поздним утром. Солнце сквозь окно блистало ему прямо в глаза, и мухи, которые вчера спали спокойно на стенах и на потолке, все обратились к нему: одна села ему на губу, другая на ухо, третья норовила как бы усесться на самый глаз, ту же, которая имела неосторожность подсесть близко к носовой нозд-ре, он потянул впросонках в самый нос, что заставило его очень крепко чихнуть — обстоятельство, бывшее причиною его пробуждения».

Интересно, что повествование переполнено развернутыми описаниями всеоб-щего сна «День, кажется, был заключен порцией хо-лодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким сном во всю насосную завертку, как выражаются в иных местах обширного русского государства»; «Оба заснули в ту же минуту, поднявши храп неслыханной густоты, на который барин из другой комнаты отвечал тонким, носовым свистом. Скоро вслед за ни-ми все угомонилось, и гостиница объявилась непробудным сном». , и только это пробуждение Чичикова — событие, о котором Гоголь рассказывает подробно. Чичиков просыпается от залетевшей в нос мухи. Его ощущения описаны почти так же, как шок чиновников, прослышавших о чичи-ковской афере:

«Положение их [чиновников] в первую минуту было похоже на положе-ние школьника, которому сонному товарищи, вставшие поранее, засу-нули в нос гусара, то есть бумажку, наполненную табаком. Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего , он пробуждается, вскакивает, глядит как дурак, выпучив глаза во все стороны, и не может понять, где он, что он, что с ним было…»

Странные слухи всполошили город, и этот ажиотаж описывается как пробуж-дение тех, кто до того предавался «мертвецким снам на боку, на спине и во всех иных положениях, с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежно-стями», всего «дремавшего дотоле города». Перед нами воскрешение мертвых, пусть и пародийное. А вот на городского прокурора все это так подействовало, что он и вовсе умер. Смерть его парадоксальна, так как в каком-то смысле яв-ляется воскресением:

«…Послали за доктором, чтобы пустить кровь, но увидели, что прокурор был уже одно бездушное тело. Тогда только с соболезнованием узнали, что у покойника была, точно, душа, хотя он по скромности своей нико-гда ее не показывал».

Противопоставление сна и пробуждения связано с ключевыми мотивами романа — смерти и оживления. Толчком к пробуждению может стать самая ничтожная мелочь — муха, табак, странный слух. «Воскресителю», в роли кото-рого выступает Чичиков, не нужно обладать какими-то особенными доброде-теля-ми — ему достаточно оказаться в роли попавшей в нос мухи: сломать привыч-ное течение жизни.

5. Как все успевать: секрет Чичикова

Манилов. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Чичиков уезжает от Коробочки:

«Хотя день был очень хорош, но земля до такой степени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к тому же почва была глиниста и цепка необыкновенно. То и другое было причиною, что они не могли выбраться из проселков раньше полудня».

Итак, после полудня герой с трудом выбирается на столбовую Столбовая — большая проезжая дорога с верстовыми столбами, почтовый тракт. . Перед этим он, после длительных препирательств, купил у Коробочки 18 ревизских Ревизский — вошедший в перепись. душ и закусил пресным пирогом с яйцом и блинами. Между тем проснулся он в де-сять. Как же за два с небольшим часа Чичиков все успел?

Это не единственный пример вольного обращения Гоголя со временем. От-правляясь из города NN в Маниловку, Чичиков садится в бричку в «шинели на больших медведях», а по дороге встречает мужиков в овчинных тулупах — погода явно не летняя. Приехав к Манилову, он видит дом на горе, «одетой подстриженным дерном», «кусты сиреней и жел-тых акаций», березы с «мелко-листными жиденькими вершинами», «пруд, по-крытый зеленью», по колено в пруду бредут бабы — уже без всяких тулупов. Проснувшись на следующее утро в доме Коробочки, Чичиков смотрит из окна на «просторные огороды с капустой, луком, картофелем, свеклой и прочим хо-зяйственным овощем» и на «фруктовые деревья, накрытые сетями для защиты от сорок и воробьев» — время года опять поменялось. Вернувшись в город, Чи-чиков вновь наденет своего «медведя, крытого коричневым сукном». «В медве-дях, крытых ко-ричневым сукном, и в теплом картузе с ушами» приедет в город и Манилов. В общем, как сказано в другом гоголевском тексте: «Числа не пом-ню. Месяца тоже не было».

В целом мир «Мертвых душ» — это мир без времени. Времена года не сменяют друг друга по порядку, а сопровождают место или персонажа, становясь его до-полнительной характеристикой. Время перестает течь ожидаемым образом, застывая в уродливой вечности — «состоянии длящейся неподвижности», по словам филолога Михаила Вайскопфа.

6. Тайна парня с балалайкой


Кучер Селифан. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Чичиков приказывает Селифану выезжать на заре, Селифан в ответ чешет в за-тылке, а повествователь рассуждает, что это значит:

«Досада ли на то, что вот не удалась задуманная назавтра сходка с своим братом в неприглядном тулупе, опоясанном кушаком, где-нибудь во ца-ревом кабаке, или уже завязалась в новом месте какая зазнобушка сер-дечная и приходится оставлять вечернее стоянье у ворот и политичное держанье за белы ручки в тот час, как нахлобучиваются на город сумер-ки, детина в красной рубахе бренчит на балалайке перед дворовой челя-дью и плетет тихие речи разночинный, отработавшийся народ? <…> Бог весть, не угадаешь. Многое разное значит у русского народа почесыва-нье в затылке».

Такие пассажи очень характерны для Гоголя: рассказать уйму всего и прийти к выводу, что ничего непонятно, да и вообще говорить не о чем. Но в этом очередном ничего не объясняющем пассаже обращает на себя внимание парень с бала-лайкой. Где-то мы его уже видели:

«Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из окна почти в одно время два лица: женское в чепце, узкое, длинное, как огурец, и мужское, круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, из которых делают на Руси балалайки, двухструнные, легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихострунного треньканья».

Никогда не предугадаешь, куда заведет гоголевское сравнение: сравнение лица Собакевича с молдавской тыквой внезапно переходит в сценку с участием нашего балалаечника. Такие развернутые сравнения — один из приемов, с помо-щью которых Гоголь еще больше расширяет художественный мир романа, вно-сит в текст то, что не поместилось даже в такой вместительный сюжет, как пу-тешествие, то, что не успел или не мог увидеть Чичиков, то, что может и вовсе не вписываться в общую картину жизни губернского города и его окрестно-стей.

Но Гоголь на этом не останавливается, а берет появившегося в развернутом сравнении щеголя с балалайкой — и снова находит ему место в тексте, причем теперь уже значительно ближе к сюжетной реальности. Из фигуры речи, из сравнения вырастает реальный персонаж, который отвоевывает себе место в романе и в итоге вписывается в сюжет.

7. Коррупционная тайна


Чичиков спит на столе в канцелярии. Офорт Марка Шагала. 1923-1925 годы diomedia.com

Еще до начала событий «Мертвых душ» Чичиков входил в комиссию «для по-строения какого-то казенного весьма капи-тального строения»:

«Шесть лет [комиссия] возилась около здания; но климат, что ли, мешал, или мате-риал уже был такой, только никак не шло казенное здание выше фунда-мента. А между тем в других концах города очутилось у каждого из чле-нов по красивому дому гражданской архитектуры : видно, грунт земли был там получше».

Это упоминание «гражданской архитектуры» в целом вписывается в гоголев-ский избыточный стиль, где определения ничего не определяют, а в противо-поставлении запросто может не хватать второго элемента. Но изначально он был: «гражданская архитектура» противопоставлялась церковной. В ран-ней редакции «Мертвых душ» комиссия, в которую вошел Чичиков, означена как «ко-миссия постройки храма Божия».

В основу этого эпизода чичиковской биографии легла хорошо известная Гого-лю история постройки храма Христа Спасителя в Москве. Храм был заложен 12 октября 1817 года, в начале 1820-х годов была учреждена комиссия, а уже в 1827-м обнаружились злоупотребления, комиссию упразднили, а двоих ее членов отдали под суд. Иногда эти числа служат основанием для датировки событий биографии Чичикова, но, во-первых, как мы уже видели, Гоголь не очень-то связывал себя точной хронологией; во-вторых же, в конечном варианте упо-минания о храме сняты, действие происходит в губернском городе, и вся эта история свертывается до элемента стиля, до «гражданской архитектуры», по-гоголевски ничему уже не противопоставленной.

Статьи: Манн Ю. Изображение все время двоится: на реальные предметы и явления падает отблеск какой-то странной «игры природы»… Последствия «негоции» Чичикова не ограничились только слухами и рассуждениями. Не обошлось и без смерти - смерти прокурора, появление которой, говорит повествователь, так же «страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке». Если, скажем, в «Шинели» из реальных событий следовала приближенная к фантастике развязка, то в «Мертвых душах» из события не совсем обычного, окрашенного в фантастические тона (приобретение «мертвых душ»), следовали вполне осязаемые в своем реальном трагизме результаты.

«Где выход, где дорога?» Все знаменательно в этом лирическом отступлении; и то, что Гоголь придерживается просветительских категорий («дорога», «вечная истина»), и то, что, держась их, он видит чудовищное отклонение человечества от прямого пути. дороги - важнейший образ «Мертвых душ» - постоянно сталкивается с образами иного, противоположного значения: «непроходимое захолустье», болото («болотные огни»), «пропасть», «могила», «омут»… В свою очередь, и образ дороги расслаивается на контрастные образы: это (как в только что приведенном отрывке) и «прямой путь», и «заносящие далеко в сторону дороги». В сюжете поэмы - это и жизненный путь Чичикова («но при всем том трудна была его дорога…

) и дорога, пролегающая по необозримым русским просторам; последняя же оборачивается то дорогой, по которой спешит тройка Чичикова, то дорогой истории, по которой мчится Русь-тройка. К антитезе рациональное и алогичное (гротескное) в конечном счете восходит двойственность структурных принципов «Мертвых душ». Ранний Гоголь чувствовал противоречия «меркантильного века» острее и обнаженнее.

Аномалия действительности подчас прямо, диктаторски вторгалась в гоголевский художественный мир. Позднее, он подчинил фантастику строгому расчету, выдвинул на первый начало синтеза, трезвого и полного охвата целого, изображения человеческих судеб в соотношении с главной «дорогой» истории. Но гротескное начало не исчезло из гоголевской поэтики - оно только ушло вглубь, более равномерно растворившись в художественной ткани. Проявилось гротескное начало и в «Мертвых душах», проявилось на разных уровнях: и в стиле - с его алогизмом описаний, чередованием планов, и в самом зерне ситуации - в «негоции» Чичикова, и в развитии действия.

Рациональное и гротескное образуют два полюса поэмы, между которыми развертывается вся ее художественная система. В «Мертвых душах», вообще построенных контрастно, есть и другие полюса: эпос - и (в частности, конденсированная в так называемых лирических отступлениях); сатира, комизм - и трагедийность. Но названный контраст особенно важен для общего строя поэмы; это видно и из того, что он пронизывает «позитивную» ее сферу. Благодаря этому мы не всегда отчетливо сознаем, кого именно мчит вдохновенная гоголевская тройка. А персонажей этих, как подметил еще Д. Мережковский, трое, и все они достаточно характерны.

«Безумный Поприщин, остроумный Хлестаков и благоразумный Чичиков - вот кого мчит эта символическая русская тройка в своем страшном полете в необъятный простор или необъятную пустоту». Обычные контрасты - скажем, контраст между низким и высоким - в «Мертвых душах» не скрываются. Наоборот, Гоголь их обнажает, руководствуясь своим правилом: «Истинный эффект заключен в резкой противоположности; никогда не бывает так ярка и видна, как в контрасте». По этому «правилу» построены в VI главе пассаж о мечтателе, заехавшем «к Шиллеру…

в гости» и вдруг вновь очутившемся «на земле»: в XI главе - размышления «автора» о пространстве и дорожные приключения Чичикова: «…Неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..

» «Держи, держи, дурак!» - кричал Чичиков Селифану». Показана противоположность вдохновенной мечты и отрезвляющей яви.

Но тот контраст в позитивной сфере, о котором мы сейчас говорили, нарочито неявен, завуалирован или же формальной логичностью повествовательного оборота или же почти незаметной, плавной сменой перспективы, точек зрения. Примером последнего является заключающее поэму место о тройке: вначале все описание строго привязано к тройке Чичикова и к его переживаниям; потом сделан шаг к переживаниям русского вообще («И какой же русский не любит быстрой езды?»), потом адресатом авторской речи и описания становится сама тройка («Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал?..

»), для того чтобы подвести к новому авторскому обращению, на этот раз - к Руси («Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься?..»). В результате граница, где тройка Чичикова превращается в Русь-тройку, маскируется, хотя прямого отождествления поэма не дает. III. КОНТРАСТ ЖИВОГО И МЕРТВОГО Контраст живого и мертвого в поэме был отмечен еще Герценом в дневниковых записях 1842 года. С одной стороны, писал , «мертвые души…

все эти Ноздревы, Манилов и tutti quanti (все прочие)». С другой стороны: «там, где взгляд может проникнуть сквозь туман нечистых навозных испарений, там он видит удалую, полную сил национальность» Контраст живого и мертвого и омертвление живого - излюбленная тема гротеска, воплощаемая с помощью определенных и более или менее устойчивых мотивов. Вот описание чиновников из VII главы «Мертвых душ». Войдя в гражданскую палату для совершения купчей, Чичиков и Манилов увидели «много бумаги и черновой и белой, наклонившиеся головы, широкие затылки, фраки, сюртуки губернского покроя и даже просто какую-то светло-серую куртку, отделившуюся весьма резко, которая, своротив голову набок и положив ее почти на самую бумагу, выписывала бойко и замашисто какой-нибудь протокол…

». Возрастающее количество синекдох совершенно заслоняет живых людей; в последнем примере сама чиновничья голова и чиновничья функция писания оказывается принадлежностью «светло-серой куртки». Интересна, с этой точки зрения, излюбленная у Гоголя форма описания сходных, почти механически повторяющихся действий или реплик. В «Мертвых душах» эта форма встречается особенно часто. «Все чиновники были довольны приездом нового лица.

Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный ; прокурор, что он дельный человек; жандармский полковник говорил, что он ученый человек; председатель палаты, что он знающий и почтенный человеку полицеймейстер, что он почтенный и любезный человек; жена полицеймейстера, что он любезнейший и обходительнейший человек». Педантическая строгость фиксирования повествователем каждой из реплик контрастирует с их почти полной однородностью. В двух последних случаях примитивизм усилен еще тем, что каждый подхватывает одно слово предыдущего, как бы силясь добавить к нему, нечто свое и оригинальное, но добавляет столь же плоское и незначащее. Столь же своеобразно разработаны автором «Мертвых душ» такие гротескные мотивы, которые связаны с передвижением персонажей в ряд животных и неодушевленных предметов. Чичиков не раз оказывается в ситуации, весьма близкой животным, насекомым и т. д. «…Да у тебя, как у борова, вся спина и бок в грязи!

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Поэтика Гоголя (Мертвые души Гоголь Н. В.) - Часть 1 . Литературные сочинения!

Поэма – лиро - эпический жанр: крупное или среднее по объему стихотворное произведение (стихотворная повесть, роман в стихах), основными чертами которого являются наличие сюжета(как в эпосе) и образа лирического героя(как в лирике).

В истории русской литературы трудно найти произведение, работа над которым принесла бы его создателю столько душевных мук и страданий, но и одновременно столько счастья и радости, как «Мертвые души» - центральное произведение Гоголя, дело всей его жизни. Из 23 лет, отданных творчеству, 17 лет - с 1835 года до смерти в 1852 году - Гоголь работал над своей поэмой. Большую часть этого времени он прожил за границей, главным образом в Италии. Но из всей огромной и грандиозной по замыслу трилогии о жизни России был опубликован лишь первый том (1842), а второй был сожжен перед смертью, к работе над третьим томом писатель так и не приступил.

«Мёртвые души» можно назвать детективным романом, потому что таинственная деятельность Чичикова, скупающего такой странный товар, как мёртвые души, объясняется только в последней главе, где помещается история жизни главного героя. Тут только читатель понимает всю аферу Чичикова с Опекунским советом. В произведении есть черты «плутовского» романа (ловкий плут Чичиков всеми правдами и неправдами добивается своей цели, его обман раскрывается на первый взгляд по чистой случайности). Одновременно гоголевское произведение можно отнести к авантюрному (приключенческому) роману, так как герой колесит по русской провинции, встречается с разными людьми, попадает в разные передряги (пьяный Селифан заблудился и опрокинул бричку с хозяином в лужу, у Ноздрёва Чичикова чуть не избили и т.д.). Как известно, Гоголь даже назвал свой роман (под давлением цензуры) в авантюрном вкусе: «Мёртвые души, или Похождения Чичикова».

Важнейшей художественной особенностью «Мёртвых душ» является присутствие лирических отступлений, в которых автор прямо излагает свои мысли по поводу героев, их поведения, рассказывает о себе, вспоминает о детстве, рассуждает о судьбе романтического и сатирического писателей, выражает свою тоску по родине и т.д.

Композиция первого тома «Мертвых душ», подобного «Аду», организована так, чтобы как можно полнее показать негативные стороны жизни всех составляющих современной автору России. Первая глава представляет собой общую экспозицию, затем следуют пять глав-портретов (главы 2-6), в которых представлена помещичья Россия, в 7-10-й главах дается собирательный образ чиновничества, а последняя, одиннадцатая глава посвящена Чичикову.Это внешне замкнутые, но внутренне связанные между собой звенья. Внешне они объединяются сюжетом покупки «мертвых душ». В 1-й главе рассказывается о приезде Чичикова в губернский город, затем последовательно показывается ряд его встреч с помещиками, в 7-й главе речь идет об оформлении покупки, а в 8-9-й - о слухах, с ней связанных, в 11 -й главе вместе с биографией Чичикова сообщается о его отъезде из города. Внутреннее единство создается размышлениями автора о современной ему России. В соответствии с главной идеей произведения - показать путь к достижению духовного идеала, на основе которого писателем мыслится возможность преобразования, как государственной системы России, ее общественного устройства, так и всех социальных слоев и каждого отдельного человека - определяются основные темы и проблемы, поставленные в поэме «Мертвые души». Будучи противником любых политических и социальных переворотов, особенно революционных, писатель-христианин считает, что негативные явления, которые характеризуют состояние современной ему России, можно преодолеть путем нравственного самосовершенствования не только самого русского человека, но и всей структуры общества и государства. Причем такие изменения, с точки зрения Гоголя, должны быть не внешними, а внутренними, то есть речь вдет о том, что все государственные и социальные структуры, и особенно их руководители, в своей деятельности должны ориентироваться на нравственные законы, постулаты христианской этики. Так, извечную русскую беду - плохие дороги - можно преодолеть, по мнению Гоголя, не тем, чтобы поменять начальников или ужесточить законы и контроль за их исполнением. Для этого нужно, чтобы каждый из участников этого дела, прежде всего руководитель, помнил о том, что он ответственен не перед вышестоящим чиновником, а перед Богом. Гоголь призывал каждого русского человека на своем месте, при своей должности делать дело так, как повелевает высший - Небесный - закон.

При издании «Мертвых душ» Н.В.Гоголь пожелал сам оформить титульный лист. На нем была изображена коляска Чичикова, символизирующая путь России, а вокруг - множество человеческих черепов. Именно этот титульный лист был очень важен для Гоголя, так же как и то, чтобы его книга вышла в свет одновременно с картиной А.А. Иванова «Явление Христа народу». Свою задачу Гоголь видел в исправлении и направлении на истинный путь сердец человеческих, и попытки эти были предприняты через театр, в гражданской деятельности, преподавании и, наконец, в творчестве. «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива», - гласит пословица, взятая эпиграфом к «Ревизору». Пьеса и является этим зеркалом, в которое должен был посмотреться зритель, чтобы увидеть свои неблаговидные поступки. Гоголь считал, что, лишь указывая людям на их недостатки, он может исправить их и оживить души. Нарисовав страшную картину их падения, он заставляет читателя ужаснуться и задуматься.

После большого успеха «Ревизора» Гоголь осознает необходимость иной формы и иных путей воздействия на человека. Его «Мертвые души» - это синтез множества приемов для достижения этой цели. Произведение вмещает в себя как прямой пафос и поучения, так и художественную проповедь, иллюстрированную изображением самих «мертвых» душ - помещиков и городских чиновников. Лирические отступления подводят своеобразный итог изображенным страшным картинам жизни и быта. Апеллируя ко всему человечеству в целом и рассматривая пути духовного воскрешения, Гоголь в лирических отступлениях указывает на то, что «тьма и зло заложены не в социальных оболочках народа, а в духовном ядре» (Н.А.Бердяев). Предметом изучения писателя и становятся души человеческие, изображенные в страшных картинах «недолжной» жизни.



Уже в самом названии Гоголем определена цель написания этой «поэмы в прозе». Последовательное выявление мертвых душ на «маршруте» Чичикова влечет за собой вопрос: в чем причины той мертвечины? Одна из главных причин состоит в том, что люди забыли о своих прямых обязанностях. В «Ревизоре» чиновники уездного города заняты всем, чем угодно, но только не собственной службой. Они представляют собой скопище бездельников. В судебной конторе разводят гусей, разговор вместо государственных дел идет о борзых собаках... Люди эти потеряли свое место на земле, это уже указывает на некоторое их промежуточное состояние - они влачат существование между жизнью земной и жизнью потусторонней. Городские чиновники в «Мертвых душах» также заняты лишь пустословием и бездельем. Вся заслуга губернатора города N состоит в том, что он посадил «роскошный» сад из трех жалких деревьев. Стоит отметить, что сад как метафора души часто используется Гоголем (вспомним про сад у Плюшкина). Эти три чахлых деревца - олицетворение душ городских обитателей. Помещики в «Мертвых душах» тоже забыли о своих обязанностях, как, например, Манилов, который вообще не помнит, сколько у него крестьян. Ущербность его подчеркивается детальным описанием быта - недоделанными креслами, вечно пьяной и вечно спящей дворней. Он не хозяин своим крестьянам: ведь настоящий помещик, по патриархальным представлениям христианской России, должен служить нравственным примером для крестьян, как сюзерен для своих вассалов. Но человек, забывший Бога, человек, у которого атрофировалось понятие о грехе, никак не может быть примером. Обнажается вторая и не менее важная причина омертвления душ по Гоголю - это отказ от Бога. По дороге Чичикову не встретилась ни одна церковь. «Какие искривленные и неисповедимые пути выбирало человечество!» - восклицает Гоголь. Дорога России видится ему ужасной, полной падений, болотных огней и соблазнов. Но все-таки это дорога к Храму, ибо в главе о Плюшкине мы встречаем две церкви: близится переход ко второму тому поэмы.

Этот переход размыт и непрочен, как и намеренно размыта Гоголем в первом томе антитеза «живой - мертвый». Гоголь специально делает нечеткими границы между живым и мертвым, и эта антитеза обретает метафорический смысл. Предприятие Чичикова предстает перед нами как некий крестовый поход. Он как бы собирает по разным кругам ада тени покойников с целью вывести их к настоящей, живой жизни. Начинается борьба за оживление, то есть за превращение грешных, мертвых душ в живые на великом пути России к «хранине, назначенной царю в чертог». Но на этом пути встречается «товар во всех отношениях живой» - это крестьяне. Они оживают в поэтичном описании Собакевича, потом в размышлениях Павла Чичикова. Живыми оказываются те, которые положили «душу всю за други своя», то есть люди самоотверженные и, не в пример забывшим о своем долге чиновникам, делавшие свое дело. Это Степан Пробка, каретник Михеев, сапожник Максим Телятников, кирпичник Милушкин.

Движение в сторону омертвления в «Шинели» (Акакий Акакиевич становится тенью) и в «Ревизоре» (немая сцена), в «Мертвых душах» используется как бы с обратным знаком. История Чичикова также дана как житие. Маленький Павлуша в детстве всех поражал своей скромностью, но затем он начинает жить только «для копейки». Позднее Чичиков предстает перед обитателями города N как некий Ринальдо Ринальди-ни или Копейкин, защитник несчастных. Несчастные - это души, обреченные на адские страдания. Он кричит: «Они не мертвые, не мертвые!» Чичиков выступает их защитником. Примечательно, что Чичиков даже возит с собой саблю, как апостол Павел, у которого был меч.

Самое знаменательное превращение происходит при встрече апостола Павла с апостолом-рыболовом Плюшкиным. «Вон наш рыболов пошел на охоту», - говорят о нем мужики. В этой метафоре заложен глубокий смысл «вылавливания душ человеческих». Плюшкин, в рубище, как святой подвижник, вспоминает о том, что он должен был «вылавливать» и собирать вместо бесполезных вещей - эти души человеческие. «Святители мои!» - восклицает он, когда эта мысль озаряет его.

Лирическая стихия после посещения Плюшкина Чичиковым все больше и больше захватывает роман. Одним из самых одухотворенных образов является губернаторская дочка, ее образ написан совсем в другом ключе. Если Плюшкину и Чичикову еще предстоит вспомнить о своем назначении спасения душ, то губернаторская дочка, подобно Беатриче, указывает путь к духовному преображению. Такого образа нет ни в «Шинели», ни в «Ревизоре». В лирических отступлениях вырисовывается образ другого мира. Чичиков выезжает из ада с надеждой на возрождение душ, превращение их в живые.

Эволюция темы духовного воспитания личности в русском романе первой половины XIX в. («Капитанская дочка» А.Пушкина или «Герой нашего времени» М.Лермонтова; «Обыкновенная история» И.Гончарова или «Кто виноват?» А.Герцена – одна из указанных пар, на выбор).

Главная тема романа - личность в процессе самопознания, исследование духовного мира человека. Это тема всего творчества Лермонтова в целом. В романе она получает наиболее полную трактовку в раскрытии образа его центрального героя - «героя времени». С середины 1830-х годов Лермонтов мучительно ищет героя, который мог бы воплотить в себе черты личности человека его поколения. Таковым становится для писателя Печорин. Автор предостерегает читателя от однозначной оценки этой неординарной личности. В предисловии к «Журналу Печорина» он пишет: «Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина? Мой ответ - заглавие этой книги. «Да это злая ирония!» - скажут они. - Не знаю». Так, тема «героя времени», знакомая читателям еще по роману Пушкина «Евгений Онегин», приобретает новые черты, связанные не только с другой эпохой, но с особым углом ее рассмотрения в лермонтовском романе: писатель ставит проблему, решение которой как бы предоставляет читателям. Как сказано в предисловии к роману, автору «просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал». Неоднозначность названия романа, как и самого характера центрального героя, сразу породила споры и разнообразные оценки, но выполнила свою главную задачу: заострить внимание на проблеме личности, отражающей в себе главное содержание своей эпохи, своего поколения.

Таким образом, в центре романа Лермонтова «Герой нашего времени» стоит проблема личности, «героя времени», который, вбирая в себя все противоречия своей эпохи, в то же время находится в глубоком конфликте с обществом и окружающими его людьми. Она определяет своеобразие идейно-тематического содержания романа, и с ней связаны многие другие сюжетно-тематические линии произведения. Взаимоотношения личности и общества интересуют писателя как в социально-психологическом, так и в философском плане: он ставит героя перед необходимостью решения социальных проблем, и проблем универсальных, общечеловеческих. В них органично вплетаются темы свободы и предопределения, любви и дружбы, счастья и роковой судьбы. В «Бэле» герой словно проверяет на себе, возможно ли сближение человека цивилизации и «естественного», природного человека. Вместе с тем возникает и тема истинного и ложного романтизма, которая реализуется через столкновение Печорина - подлинного романтика - с теми героями, которые лишь обладают внешними атрибутами романтизма: горцы, контрабандисты, Грушницкий, Вернер. Тема взаимоотношений исключительной личности и косной среды рассматривается в истории взаимоотношений Печорина и «водяного общества». А линия Печорин - Максим Максимыч вводит и тему поколений. Тема истинной и ложной дружбы также связана с этими героями, но в большей степени она развивается в «Княжне Мери» через линию взаимоотношений Печорина и Грушницкого.

Большое место в романе занимает тема любви - она представлена почти во всех его частях. Героини, в которых воплощаются различные типы женских характеров, призваны не только показать разные грани этого великого чувства, но и выявить отношение к нему Печорина, а вместе с тем прояснить его взгляды по важнейшим нравственно-философским проблемам. Ситуация, в которую Печорин попадает в «Тамани», заставляет его задуматься над вопросом: отчего судьба поставила его в такие отношения с людьми, что он невольно приносит им только несчастья? В «Княжне Мери» Печорин берется решать вопросы о внутренних противоречиях, человеческой души, противоречиях между сердце и разумом, чувством и поступком, целью и средствами.

В «Фаталисте» центральное место занимает философская проблема предопределения и личной воли, возможности человека воздействовать на естественный ход жизни. Она тесно связана с общей нравственно-философской проблематикой романа - стремлением личности к самопознанию, поискам смысла жизни. В рамках этой проблематики в романе рассматривается целый ряд сложнейших вопросов, не имеющих однозначных решений. В чем заключается истинный смысл жизни? Что такое добро и зло? Что такое самопознание человека, какую роль играют в нем страсти, воля, рассудок? Свободен ли человек в своих поступках, несет ли он за них нравственную ответственность? Существует ли какая-то опора вне самого человека или все замыкается на его личности? А если существует, то имеет ли право человек, какой бы сильной волей он ни обладал, играть жизнью, судьбой, душой других людей? Несет ли он расплату за это? На все эти вопросы роман не дает однозначного ответа, но благодаря постановке такого рода проблем позволяет раскрыть тему личности всесторонне и многогранно.

Размышления Печорина над этими философскими вопросами встречаются во всех частях романа, особенно тех, которые входят в «Журнал Печорина», но более всего философская проблематика характерна для его последней части - «Фаталиста». Это попытка дать философское истолкование характера Печорина, найти причины глубокого духовного кризиса всего поколения, представленного в его лице, и поставить проблему свободы личности и возможности ее действий. Она приобрела особую актуальность в эпоху «бездействия», о которой Лермонтов писал в стихотворении «Дума». В романе эта проблема получает дальнейшее развитие, приобретая характер философского размышления.

На первый план, таким образом, в романе вынесена глав- . ная проблема - возможность человеческого действия, взятая в самом общем плане и в ее конкретном приложении к социальным условиям данной эпохи. Она определила своеобразие подхода к изображению центрального героя и всех остальных персонажей романа.